Д Димитрюк - За горизонт. [СИ]
Согласно киваю.
Есть у меня недоверие к китайской оружейной промышленности. Очень даже может быть, недоверие это объективно не обосновано, но оно есть и с этим ничего не поделать.
— Грета, этот уродец ваш. Продадите по приезду.
— Остается пулемет Bren и четыре магазина. Пулемет в хорошем состоянии, но с патронами будут проблемы. Тут либо переделывать под стандартный натовский, либо искать цинк 303 калибра. Ввиду дефицита боеприпасов, воевать с таким проблемно, а вот отмахнутся от неприятностей вполне годная машинка.
— Уболтал — беру пулемет. Вам карта нужна? Нет, тогда я ее себе возьму. Наличка была у нее?
— Да, триста восемьдесят экю. Вот твоя сотня.
— Вольф, есть шанс оживить радиостанцию?
— Не знаю. Приедем в Порто–Франко, отдам в мастерскую.
Такая тут проза жизни. Был человек, а остались лишь поделенные между случайными людьми шмотки.
Подъем солнечных панелей с глубины утомительно–однообразная процедура.
Под плоский ящик с панелями завожу крупноячеистую сетку. Цепляю сетку за четыре угла к карабину.
Готово.
Теперь нужно дернуть за линь сигнального буя. Прыгающий поплавок–переросток оповестит Вольфа, что пора вытаскивать на поверхность очередной ящик.
Ящик, окутанный облаком пузырьков выдыхаемого воздуха, торпедой рванет к поверхности. А ему на смену плавно опустится новый линь с закрепленной карабином сеткой.
На подъем одного ящика уходит около двух минут. За одно погружение успеваем поднять шестнадцать–семнадцать ящиков. Это около тридцати минут чистого рабочего времени. Еще десять минут уходит на погружение и всплытие.
Особый акцент делаю на плавном всплытии с глубины.
Моих познаний о кессонной болезни хватает ровно на то, что бы знать:
— она есть,
— причина болезни в растворенном в крови азоте.
— не хочешь получить кесоннку — всплывай медленно.
Часа за два до заката ящики с панелями заканчиваются.
Все — баста, ноги сводит от усталости. Крайнее погружение совершаю исключительно «на зубах».
Крупные ящики с аккумуляторами, аппаратурой управления, массивные балки силового каркаса. Все это на завтра.
Уложенные у кабины мешки с цементом поднимать смысла никого. За неделю под водой цемент давно схватился.
Или поднять один на пробу? Вольф ведь не отвяжется, пока сам не убедится.
Сейчас сдеру второю кожу водолазного костюма. Скину наломившие спину пояс с грузами и акваланг.
И завалюсь в тенек. Пущай меня кормят, поят, можно даже помассировать затекшие конечности и вообще всячески обхаживают.
— Русский?
— М?
— Ты в озере рыб длинных видел, на змей похожих?
— На угрей, скорее.
— На, поймай рыбину покрупнее, — Дензел вручает мне шест с петлей на конце.
— Леску где взял?
— У утопленницы, в вещах была.
Хм. Мальчишки везде и всегда одинаковы.
Даже под чужим солнцем. И даже если им уже под тридцать.
Как–то сразу костюм перестал натирать, и акваланг спину не ломит, и ноги болят не так сильно, как пару минут назад.
Сколько воздуха в баллоне?
Четверть баллона — должно хватить.
Колышущееся зеркало озерной поверхности смыкается над головой.
Где тут рыба?
Поохотиться не получилось.
Получилось добыть.
Девственно непуганая рыба без проблем подпускает на вытянутую руку.
Всего–то подплыть. Плавно завести петлю. Выбрать слабину лески. И резко подсечь.
С первой попытки петля затягивается за жабрами метровой рыбешки. Годный экземпляр, кило полтора–два верных.
Но!!!
Это ведь немца за одной пошлешь — он ровно одну и принесет.
А русский мужик — добытчик.
Что там с воздухом? Еще есть.
Зер гут.
Где тут рыба?
Пока я плескался возле затонувшего грузовика в лагере «экспедиции» появился новый постоялец.
Точнее, «бессознательный лежалец», причем очень, очень основательно бессознательный.
На аккуратной подстилке из прибрежного камыша постанывало некогда крепко сбитое тело пулеметчика.
Вид тела способен запросто распугать стадо Чужих из одноимённого фильма или вызвать тошноту у Годзиллы.
В местах укусов вздулись огромные фурункулы сочного лилового цвета. От рельефной мускулатуры не осталось и следа. Из туловища торчат безобразно отекшие конечности. Голова, даже не знаю, на что похожа. На грушу, что ли? Очень сильно мутировавшую грушу.
Тело постанывает, по брови накачанное снотворным и обезболивающим, хотя, может, у орденских вояк и покрепче химия имеется. А все равно не помогает, стонет, зараза.
— Как рыбу готовить будем? — на Грету стоны пулеметчика производят впечатление не больше, чем плеск рыбок на мелководье.
Нашли, у кого спросить. Я рыбу коптил три раза в жизни. Все три раза у Никитоса на даче. Так там и коптильня имелась, и запас ольховых веток, опилок и прочей необходимой для правильного копчения алхимии.
— А как вы обычно рыбу готовите?
Во взгляде девушке явственно читается — русский, ты тупой? — Русский, наши тропы проходят там, где бегает много мяса. А вот рыбы там нет. От слова — совсем. Доступно объясняю?
— Не вопрос. Как вы мясо готовите в походных условиях?
Блиц–опрос известных методов готовки выявил двух победителей.
Закоптить на горячую — ибо быстро, а жрать охота, как из пушки.
Вторым победителем признанно холодное копчение, ибо можно накоптить впрок и завтра проблемами пропитания не озабочиваться.
На слой еще злых, но уже не обжигающих углей Дензел навалил десятисантиметровый слой листьев, похожих на эвкалиптовые. Свернутая спиралью, предварительно выпотрошенная, натертая солью и специями, рыба уложена поверх слоя листьев и завалена сверху еще одной охапкой листвы.
Проходящий через листву дымок через двадцать минут превращается во вкуснейший аромат. А бурчание в животах достигает своего апогея.
Полчаса.
— Грета, доставай рыбу, не томи. Я ее уже готов сырой съесть. Водолазам, между прочим, усиленное питание положено. С выбором из трех блюд. И сто наркомовских грамм под это дело.
Очень аппетитная с виду, исходящая ароматным паром, покрывшаяся золотистой корочкой рыбка, варварски разорвана на четыре примерно равных куска.
Ух, сейчас порубаем.
— Вольф, а ядовитая рыба в местных водах встречается?
— Конечно………, — Вольф отрывается от ковыряния мешка со схватившимся цементом.
Брат и сестра застывают в нелепых позах с кусками рыбы у рта. А рыбка–то горячая жжет пальчики!
— Может, нашему неудачнику дадим на пробу? — дуя на пальцы, родил свежую мысль Дензел.
